Я всего и всех боюсь,
оттого других скромнее.
Сколько с этим не борюсь,
страх мой разума сильнее.
Значит, чем-то напугал
этот мир меня с рожденья:
может, доктор обругал
в ходе родовспоможенья;
может, криком обложил
«дед» меня с соседней койки,
что на сутки больше жил,
сам завёрнутый в пелёнки;
может, я не угодил
медсестре в тугом халате
тем, что под себя ходил,
спя в роддомовской палате;
может, я еду просил
чаще, чем велела норма,
и за то, что голосил,
был вообще лишён прикорма...
Ну а дальше я попал,
отмотав семь дней в роддоме,
в мир, что вряд ли уступал
первой – грудничковой – зоне.
Были ясли, детский сад,
школа, армия, работа...
Всюду строился я в ряд,
превращаясь в идиота,
и с покорностью внимал
всех, кто выше, словоблудью,
потому что понимал,
что другой судьбы не будет...
Так, с рождения забит
мира этого порядком,
дух борьбы во мне убит –
тот, что всем дан по задаткам.