Почему так печальны глаза лошадей?
Это грусть от невольничьей доли.
Ведь их жизнь, впрочем, так же как многих людей,
год за годом проходит в неволе.

И не то, чтобы труд так уж их тяготил.
Ну подумаешь: сани, телега;
ну хозяин побьёт, если чем не сгодил;
ну копыта застынут от снега.

И хотя никаких нет с питаньем проблем,
в гриве – лента, в конюшне – уютно,
это всё ерунда по сравнению с тем,
что ты раб чей-то ежеминутно.

Лошадям с их умом досаждает сам факт
пребыванья в пожизненном рабстве.
Так, наверно, корабль, взятый кем-то во фрахт,
с ностальгией грустит о пиратстве.

Им нельзя строить планы, нельзя размышлять,
лишь паши целый день из-под плётки.
Это духопротивно, коль не опошлять
счастья смысл до бесплатной похлёбки.

Хоть бы график работы какой-нибудь был,
чтоб вперёд запланировать время.
Только непредсказуем хозяин-дебил,
в час любой ногу тычущий в стремя.

Личной жизни поэтому нет никакой:
отпахал и назад снова в стойло,
чтоб хотя бы поспать… Ценен только покой.
Душу радует мерзкое пойло.

Почему же молчат, почему не бегут,
сбросив всадника, воз опрокинув?
Почему не порвут вязь треножащих пут,
кнут и рабскую сбрую отринув?

Потому что привыкли. Они с малых лет
жеребятами жили в неволе.
И что-либо менять воли внутренней нет,
им неведомо «дикое поле».

Ведь к ответу на вечный вопрос: «Что нас ждёт?» –
рабство – ключ, а свобода – отмычка.
Охраняет покой, нерушима как дот,
наша – «счастью замена» – привычка.