Краткий пересказ сути, чтобы читатель подумал, стоит ли всё это читать:

Жили-были отец и поссорившиеся с ним два взрослых сына. Появление в доме отца красивой девушки, изначально представившейся его дочерью, приводит их всех после выяснения правды к примирению и общему счастью.

               ~ ~ ~

                  1
Детский дом, где судьбой
для сирот, как судьёй,
пресечения выбрана мера.
Здесь в палате «М/И»,
позабыта людьми,
умирала детдомовка Вера.
Осложнение грипп дал банальный,
а быть может, аборт криминальный.

Смерть уже у крыльца,
и она про отца,
ради дружбы последней услуги,
всё, что некогда ей –
мать пред смертью своей,
рассказала ближайшей подруге.
И дала перстенёк обручальный,
что оставил тот хахаль случайный.

                  2
Старый дом под бугром.
Запустенье кругом:
сад зарос, и забор завалился.
В доме ветхость и грязь,
и над всем держит власть
дух распада, что здесь поселился.
Не осталось жильцов прежних, кроме
старика в умирающем доме.

Он давно овдовел.
Нет здоровья для дел.
Жизнь – как след на воде за кормою:
оглянёшься – и нет,
время сгладило след,
и застынет корабль твой зимою.
А старик был не то, чтобы старым,
но от жизни несчастной усталым.

Ведь распалась семья,
и его сыновья
навсегда переехали в город.
Старший сор не простил
и забвением мстил,
младший только спасал его в голод.
И нередко им думалось даже:
должен чёрт тебя взять – так когда же?

Так бывает порой
в семьях, где домострой,
как и в обществах тоталитарных:
новой смены приход
отправляет в расход
прежних лидеров авторитарных.
По долгам платят той же монетой,
что при жизни получена этой.

                  3
Как-то ранней весной
по дороге лесной
подошла к дому девушка в белом.
Покорила отца
красотою лица –
чувства в возрасте есть престарелом.
Ворвалась в дом весны атмосфера:
«Здравствуй, папа, я дочь твоя – Вера!»

«Помнишь маму мою;
ночь в лесу, как в раю
(двадцать лет с той поры пролетело);
губ девичьих дурман
и мужских губ обман,
лобызающих юное тело;
и стекляшку в оправе из меди,
путь открывшую плоти к победе?»

Перстенёк разглядев,
вспомнив, как, овдовев,
он однажды соблазну поддался;
вспомнив рощу и ту,
чью обвёл простоту, –
одинокий старик разрыдался.
Он не знал, что итогом той ночи
стали эти прекрасные очи.

«Проходи, дочка, в дом.
Всё твоё, что есть в нём.
Правда, мало, чего здесь осталось.
Всё прибрала к рукам,
врать велев зеркалам,
жизни нынешней спутница – старость.
С молодою хозяйкою в доме
будет мне веселей жить на склоне».

                  4
А неделю спустя
младший сын был в гостях,
чтоб пополнить продуктов запасы.
Встретясь с девушкой той,
был сражён красотой,
и стал жертвой Амура проказы.
Как любовь к нам жестока порою:
нет ведь шансов у брата с сестрою.

Он помчался назад,
нежным чувствам не рад,
но, надеясь, что время излечит.
Ночь, дорога темна,
пред глазами она:
её волосы, взгляд, губы, плечи…
Дома выпил, но хмель страсть не студит:
стройность ног, бёдра, талия, груди…

Брату всё рассказал.
Тот: «А я так и знал.
Наш папаша на это способен.
Ну а коль девка врёт,
всё равно пусть живёт –
нам приезд её очень удобен.
Мы в тот дом не вернёмся вовеки –
пусть прикроет она ему веки».

                  5
Вновь весна на дворе.
Только брат о сестре
уже год как не думать не может.
Хоть он встреч не искал –
только деньги им слал –
всё равно её образ тревожит.
Дух, которому ценна свобода,
манит сладость запретного плода.

Как-то в мае письмо
новость им принесло.
В нём о помощи Вера просила:
«Нужно мне ко врачу.
Убедиться хочу,
что во мне новой жизни есть сила.
В декабре, когда землю застудит,
и племянник, и брат у вас будет».

Там, где есть красота, –
там всегда простота…
И не думалось девушке даже –
ведь писала она,
счастьем жизни полна, –
что они сотворят в гневном раже.
Что поделать: все разные люди,
но других по себе каждый судит.

Младший взял пистолет –
дальше жить смысла нет.
Он скрывал от сестры свои чувства,
а отец свою дочь –
все приличия прочь –
обесчестил в порыве безумства.
Нету сил больше жить в этом мире,
соучаствуя в дьявольском пире.

Но сказал старший брат:
«Прежде, кто виноват,
должен кровью ответить за это.
Мы поедем к отцу,
и ему, подлецу,
не удастся дожить до рассвета.
Средь грехов грех убийства по месту
далеко уступает инцесту!»

«А сестру заберём.
Ты построишь с ней дом.
Воспитаешь ребёнка, как сына.
Он тебе не чужой…
А как станет большой,
объясним – он поймёт, как мужчина.
Не в ответе невинное чадо,
что в грехе оно было зачато».

                  6
Ночь. Гроза. Гром сплошной.
Дождь идёт проливной.
Свету фар сквозь поток не пробиться.
Младший брат за рулём.
Рядом старший с ружьём.
Вспышки молний фиксируют лица.
Всё прошло: муки, гнев, одержимость.
Есть лишь цель впереди и решимость.

Ночь. Гроза. Сильный гром.
Дождь стеной за окном.
И от молний светло в тёплой спальне.
Сладко девушка спит.
Одеялом не скрыт
абрис мест, что всегда держат в тайне.
Я б сейчас описал всё, что вижу,
но ударила молния в крышу.

Грома треск дом сотряс
и красавицу враз
пробудил от ночного кошмара.
Снился девушке сон,
что беда мчится в дом,
что грозит дорогим людям кара.
И, неведомой силой влекома,
она в бурю помчалась из дома.

В полверсте от ворот
был крутой поворот –
фар лучи её взяли в объятья…
До отцовских ворот
лишь один поворот –
на капот взмыло белое платье…
Братья тут же узнали сестрицу:
«Разворачивай – срочно в больницу!»

                  7
Тишь больничных палат.
Оба брата сидят
рядом с девушкой. Девушка в коме.
Молодая душа,
никуда не спеша,
ждёт принятья решенья в истоме:
то ли в тело вернуться обратно,
то ли к небу взлететь безвозвратно.

Вдруг вошёл к ним один
пожилой господин:
сед и строен, костюм в светлой гамме.
В чём-то видом своим
он напомнил двоим
их отца при живой ещё маме.
Не представившись, крепкий по стати,
он прошёл сразу к белой кровати.

Как царевне в гробу
свои губы ко лбу
приложил затяжным поцелуем.
Пробежала слеза,
приоткрылись глаза…
«Всё в порядке – ещё потанцуем...
Чудеса мог я делать и буду –
так люблю я любовь свою, Любу!»

«Значит так, пацаны,
нет ничьей здесь вины.
Эта девушка вовсе не дочь мне.
Да и вам не сестра.
Просто жизнь так хитра,
что не следует правилам точным.
Это Люба. Любви её сила
человека во мне воскресила!»

                  8
Лужи скованы льдом.
Снег. Морозец. Роддом.
Пара дней лишь до Нового года.
Двое взрослых мужчин
и седой господин
встречи ждут с продолжателем рода.
Входит Люба, сияя как свечка,
и несёт на руках человечка.

Младший Любу обнял,
чтоб никто не отнял.
Все формальности старший уладил.
А отец свёрток взял,
малыша развязал,
по пушистой головке погладил.
Вспомнил годы и всхлипнул негромко:
«Берегите Любовь и ребёнка».

И Отцом детям дан был посыл:
«Сиё есть мой возлюбленный Сын!»