Мемориал Лозоходского. Эпизод второй.

 

Все имена и события в тексте являются вымышленными. Автор не несет никакой ответственности за возможные случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения чистого вымысла в реальность.

 

 

Шеф турнира, Макс Шишарин, решил после пятого тура, означавшего финиш половины турнира, устроить небольшой фуршет в честь экс-чемпиона мира Бориса Спасского. На мероприятие запускали лиц только с 18 лет.

По сцене ходили какие-то непонятные личности в костюмах белых и черных пешек, коней, слонов, ладей и ферзей.

– А где короли? – спросил Муртас Кашгалиев у Ильи Ильюшенко.

– Макс считает, что он сам король и дублеры ему не нужны, – отозвался югорец.

 

В углу зала давали подписывать петиции в поддержку американца Ханса Нюманна. Причем стояла очередь из шахматистов, жаждущих поддержать подозреваемого в читерстве. Все это мероприятие происходило под надзором помощников организатора из числа местных волонтеров, в фирменных курточках. Со стороны это напоминало, ну, скажем, очередь крепостных крестьян, идущих по доброй воле к барину на порку. Зато за бесплатным кагором стояла очередь.

Правда гостеприимный Макс с друзьями угощали водкой, но только обладателей международных званий.

 

Тюменский знаток «Что? Где? Когда?» Аркадий Либерзон, в цилиндре, во фраке и бабочке стоял на ходулях и проводил викторину по знанию биографии десятого чемпиона мира. Муртас усмехнулся, когда Марина Гуськова расплакалась, когда не смогла ответить на элементарнейший вопрос: когда Борис Васильевич стал чемпионом мира среди юношей? Чтобы ее хоть как-то утешить, соратник этого ходульника, арбитр Михаил Крючков, улыбаясь, подарил ей воздушный шарик с нарисованным профилем Бориса Васильевича. Гуськова расцвела и поскакала вдаль.

 

Муртас посмотрел по сторонам. Белесая и запотевшая, как водка из холодильника, бывшая дмитровская давалка, а ныне международный мастер Алина размахивала руками а-ля парижская реклама кабаре «Крэйзи Хорс». Она крайне энергично рассказывала спортивным корреспондентам о своем успехе — седьмом месте на чемпионате мира по быстрым шахматам. Из их оживленной беседы до Муртаса донеслись лишь две фразы:

– Да я всего в жизни добилась потом и кровью…

 – Менструальной?! – в кадр попытался влезть уже сильно нетрезвый минский гроссмейстер Алексеев.

 После чего пошел неразборчивый мат с обеих сторон.

Наконец Кашгалиев узрел стол с початыми бутылками с водкой и пластиковыми стаканчиками. В углу зала уныло стояла громадная искусственная елка, не убранная со времени турнира «Декабрьские вечера», под которой вперемешку со сваленными пластмассовыми игрушками и пенопластовым снеговиком валялась в хлам московская шахматистка Дарья Чаркина. Ее тело с задранной юбкой соседствовало с оторванным оранжевым пластиковым морковкой-носом снеговика. Эта здоровенная морковь на фоне покоцанных белых трусиков Дарьи смотрелась очень вызывающе и наводила на грустные размышления.

 

Муртас обернулся. К нему летел Сергей Волчков из Саранска.

 – Та-ак, начинается. Муртасик, ты в своем репертуаре?! Опять всех спаиваешь?

 – Стоп, стоп, Серег. Успокойся. Спаивают только меня. И не только, – немного подумав, произнес Кашгалиев.

 – Хватит врать! С каких это пор ты не пропагандируешь сабантуй?! И давно у тебя этот период?

– Допустим, второй день. Помогает мне в работе. – «Над собой», чуть было не ляпнул Муртас. – И вообще, какое твое дело, я что, тебе наливал?! Я тоже на шахматной работе, как и ты!

 – Ах, вот как ты заговорил…

 

 Между тем в честь Бориса Васильевича куролесили очень активно. Кудесники 64-х полей глотали с такой интенсивностью и безысходностью, что казалось, завтра неминуемо введут сухой закон. На веранде, заоблачно и стремительно, как нефтяные качалки, сверкая остатками макияжа на сиськах, задирали ноги танцовщицы-пешечки. А кони со слонами, обеих цветов, тут же, сцепившись в экстазе, яро отплясывали народный танец под названием «Мудачок».

 

− Почему Дмитрий Хегаев так прет вперед? – не отставал Волчков. – Пять из пяти!

− На ремонт машины ему надо, − вмешался московский гроссмейстер Москальков, − своей знаменитой черной «Каравеллы»; побил ее немножко, на днях, здесь в Челябе.

− Он же режимит, − махнул рукой Волчков, − как он мог куда-то врезаться.

– Шерше ля фам, – Москальков тормознулся, чтобы поглотить водяру. Причем делал он это мастерски. Примерно так же задумчиво и утомленно пили воду где-нибудь на продолжительном докладе в ЦК КПСС в застойные годы. С шумным выдыханием, вытиранием пота носовым платком и последующим откашливанием. – его же пассия Дьячкова не поехала с ним сюда – типа, сессию ей надо сдавать; ну и ему на колени сразу запрыгнула эта писательница, Смирнитская. Ну, отвез он ее в кабак, то-се, отужинал девушку, так на обратном пути, когда ехали, Катька без церемоний оттянула ему ширинку прямо на водительском сиденье, просунула голову… А Дима же за рулем! Ну он на скорости и врезался в столб, не ожидая такого экспромта.

– Откуда же ты узнал об этом, – неуверенно заметил кто-то, – не может быть, чтобы Димка рассказывал…

После этих слов москвич хитро улыбнулся, как будто он давно ожидал этот вопрос. После чего он изучающе посмотрел на сидевшую перед ним молодую шахматистку Борисенко. Та в ответ истошно закивала.

– В передаче «дорожный патруль» сюжет был, – заметил Москальков, – там когда гаишники приехали, на камеру стали снимать; на переднем сиденье Смирнитская в мини-юбке, без трусов, хохочет. Ну и когда стали протокол составлять, она возьми да заяви гаишникам: «Какой он вам Дмитрий! Это Эмиль де Лантор!»

 – А как же вы там такие подробности разглядели? – робко спросил стоявший рядом сильно потевший волонтер в костюме белой ладьи.

 Москальков слегка застопорился и повторил те же манипуляции с водкой, кряхтением и протиранием лба. После чего величаво произнес, словно Мичурин на встрече с юными раздолбаями:

− Там у камеры высокая разрешаемость. Высокая, понимаете? Нейросети. Вот я и рассмотрел.

Все сидящие и стоящие вокруг как-то сразу закивали головами, признавая правоту москвича. Дело было в том, что Александр Москальков окончил Московский военный институт радиоэлектроники Космических войск, по специальности системы контроля космического пространства; его связи в ФСБ ни для кого не были секретом. Поэтому окружающие доверяли возможностям техники, бывшей в его распоряжении.

 

− Молчи, скрывайся и таи и чувства и мечты свои! – брякнула Борисенко глубокомысленно.

Внимательный Муртас протянул Екатерине бокал пунша с пляшущим почти бесцветным огоньком: пей и молчи – может, хоть от алкоголя у тебя, девочка, язык начнет заплетаться!

 

На сцене пешки и фигуры, обоих цветов, держась за руки и активно двигая телами, стали изображать нечто среднее между ламбадой и чеченским танцем «Зикр». Перебравший халявного кагора молодой московский шахматист Рудик Маркарян подошел и пустился в пляс вместе с ними.

 

Народ между тем продолжал квасить уже практически на сухую, закуски было до обидного мало. Алина Буйвол фотографировалась, держа в руках гирлянды многочисленных воздушных шаров серого цвета, с выведенными на них черными буквами «Челябинский вариант», держа в каждой из рук по грозди.

 

Неожиданно от колонны отделился совершенно невменяемый Александр Алексеев и подойдя к Алине, попытался ей что-то втолковать, но упал и разнес спиной пластиковое крепление, которое удерживало шары от спонтанного взлета.

Талантливая дмитровчанка начала возноситься.

Ряд участников праздника резко протрезвел, увидев, как Алина с воплями стремительно летит к потолку; другая часть посчитала это алкогольной галлюцинацией. Буйвол зависла под потолком, истошно визжа и дрыгая ногами.

 

В зале возникла паника; кто-то схватил скатерть и группа шахматистов вместе с волонтерами Шишарина стали бегать по залу, раскрыв скатерть и готовясь в любую секунду принять падающую Алину.

Смешались в кучу кони, люди; к шахматистам присоединились несколько пешек и фигур из приглашенных артистов.

Сквозняки, бродившие по залу, стали гонять испуганно кричавшую Алину по всему периметру помещения; вслед за ней бегали и шахматисты, сталкивались друг с другом, падали, спотыкались об уже уставших гостей мероприятия и снова падали.

− Говорят, Алина с детства мечтала покорить воздушную стихию, − философски произнес Давид Горавян.

− Алинка, ну как там? Красивый закат над городом? – мстительно прокричала вверх петербурженка Анастасия Бондарчук.

− Помогите! – донесся крик Буйвол.

− Алинка! Алинка! Шары не отпускай! – шумел Муртас.

− Алина, не бойся! – засуетился Аркадий Либерзон.

Под зависшей дмитровчанкой собрался консилиум.

− Пусть Алина отпустит часть шаров; она снизится и Аркадий на ходулях сможет ее достать, − предложил Афонин.

− Надо позвать охранника на входе, который с оружием, он постреляет по шарам - ее опустит! Поняли? – подошел Александр Потапенко из Салехарда. − Из табельного оружия подстрелит!

− Я вам подстрелю! – задрыгала ногами Алина, несколько шаров ушли в свободное плавание, туфли слетели вниз, − ворошиловские стрелки хреновы!

− Не надо этих жертв, − засобирался Либерзон, − я сейчас покажу, как надо.

 

Аркадий, выбежав из зала, забрался по пожарной лестнице наверх, разбив стекло, открыл дверь и оказался на галерке, неподалеку от звавшей на помощь Буйвол. Оторвав канат, которым крепился занавес сцены, Либерзон обвязал его как следует вокруг себя и крепко ухватив трос, словно Тарзан, ринулся в свободный полет, к Алине.

Стратегически план тюменского знатока – схватить шахматистку и вместе с ней спуститься вниз – был безупречен, но оказался с «тактическим изъяном».

 

Кряк! Бац! Бряк! Когда Аркадий, подлетев, вцепился в Алину и стал тянуть ее вниз, неожиданно лопнуло по шву платье девушки, озарив концертный зал интимом белокожего тела дмитровчанки.

Либерзон же, продолжив движение с пустым куском материи в руках, последовательно врезался физиономией в колонну и сполз вниз, оставляя кровавый след.

− Стриптиз заказывали? – пихнул в плечо Москальков Горавяна, указав на визжащую Алинку в одних узеньких трусиках, даже без лифчика.

− Хорошо, что вход сделали с восемнадцати лет, − философски отозвался армянин, уткнувшись в смартфон.

От страха Алина выпустила из рук некоторое количество шаров и еще больше спустилась вниз, что ее можно было достать с ходулей.

− Прыгай! – замахал руками девушке Муртас, − Мы тебя примем. − он указал на расстеленную внизу скатерть, которую держали сразу шесть человек.

− Держите меня!! – закричала Алина, отпуская шары.

Человек предполагает, а судьба располагает: порыв ветра, вызванный стремительным появлением комментатора турнира Романа Барашкина, желавшего предложить свою помощь, привел к тому, что в последний момент шары пришли в движение и Алина Буйвол вместо того, чтобы упасть в руки альтруистических поклонников-шахматистов, рухнула в пластиковый чан с остатками кагора.

− Твою мать… − закрыл лицо руками Сергей Волчков.

Кашгалиев, Панкратьев, Афонин и Барашкин кое-как достали истерически визжавшую Буйвол из объемного сосуда.

− Все-все, − успокаивал девушку Муртас, гладя ее по голове: − сейчас поедем в гостиницу, помоемся, поспим, ну ушибла попку – с кем не бывает.

− И она уже мокрая, − донесся откуда-то сбоку голос Анастасии Бондарчук.

Алину завернули в скатерть и осторожно понесли к выходу.

 

Неподалеку приводили в чувство Аркадия Либерзона; сердобольный Роман Барашкин отпаивал его водкой, параллельно смазывая разбитую физиономию знатока зеленкой из автомобильной аптечки супруги Елены.

− Сейчас Лена с доктором придет, − ласково приговаривал Роман, ловко вливая в приоткрытый рот тюменского знатока сорокаградусную, − это самое лучшее обезболивающее. Дай-ка я тебя еще вот здесь зеленочкой…

Нокаутированный Либерзон, еще не полностью придя в себя, мычал что-то бессвязное.

 

На сцене тем временем человек в военной форме, похожий на молодого столичного спортсмена Владимира Сахарцова исполнял песню в честь десятого чемпиона мира, на мотив из известного фильма, подчеркивая сюрреалистичность ситуации:

 

БВС. БВС.

Борис Васильевич Спасский.

БВС.

Десятый чемпион мира.

БВС.

Староиндийская защита.

Староиндийская защита.

 

Шахматная доска, поиск хода.

Позиция знакома, рейтинг две тысячи семьсот.

Чемпион Борис - славный пацан,

Игра его дом.

Он не грустит, глядя в пучину доски.

 

БВС. БВС.

Борис Васильевич Спасский.

БВС.

Десятый чемпион мира.

БВС.

Староиндийская защита.

Староиндийская защита.

 

На стене появились кадры из кинопроектора, стоявшего на подставке рядом со сценой; это была целая фотосессия, посвященная жизни и творчеству Бориса Васильевича.

 

БВС. Искусство выше любви.

Творчество зрелых исканий.

Кто они - участники последнего турнира?

Простые ребята, герои доски.

 

БВС. БВС.

Борис Васильевич Спасский.

БВС.

Десятый чемпион мира.

БВС.

Староиндийская защита.

Староиндийская защита.

 

Продолжение следует…