Баллада о любви
часть третья
посвящается Дмитрию Квину
Все события и персонажи в тексте являются вымышленными. Любое совпадение с реальностью носит исключительно случайный характер.
Бывшая волгоградская шахматистка, переехавшая позднее с семьей в Подмосковье, Александра Мальчевская, получившая хорошее образование, часто играла в турнирах, в совершенстве владела немецким и английским языками, свободно объяснялась на иврите. Ее увлекали мужчины, значительно старше ее по возрасту. Ее мама Татьяна Константиновна, интересная и незаурядная женщина, освободившись от тяготивших ее семейных уз, с головой ушла в воспитание трех своих детей.
«Патрон» экс-чемпиона Пьер Собаккин мира знал, что именно в эти дни Александра с мамой приехали в Санкт-Петербург. И вот именно сейчас, пока молодая спортсменка играет в турнире, к ней можно подойти с предложением. Жизненный опыт нашептывал меценату, что предприятие имеет хорошие шансы на успех.
Татьяне Мальчевской шел пятьдесят третий год. Впрочем, время было не властно над этой энергичной женщиной.
- Здравствуйте, милый Пьер, - сказала она, подставляя для поцелуя румяную щеку. - Очень вас ждали.
- Специально для вас, Татьяна, – сказал Собаккин, с удовольствием целуя хозяйку и преподнося шикарный букет цветов. - Если мне не изменяет память, вам нравились орхидеи... А это мой большой друг Александр.
Факов чуть покраснел и галантно поцеловал хозяйке ручку.
В тот день в кафе собрались четверо: Татьяна, Собаккин, Факов и слегка припозднившийся Евгений Салаженкин.
Разлили по бокалам вино, а экс-чемпион мира, разглядев стоявшую поблизости от дамы бутылочку с яркой этикеткой, налил себе абсента.
- Вы все, конечно, в курсе, зачем мы сегодня собрались, - сказал Собаккин. - все, конечно, зависит от позиции глубокоуважаемой Татьяны Константиновны.
Пьер сразу заговорил о деле. Все собравшиеся с пониманием отнеслись к сложившейся ситуации. Пожалуй, один лишь Александр Валерьевич полностью сохранил безмятежность. Снисходительная улыбка, с которой он встретил слова своего «патрона», явно свидетельствовала, что по его мнению, все проблемы разрешатся благоприятно. Собаккин окинул собрание проницательным взглядом и отметил про себя все оттенки в настроениях.
- В общем, такая ситуация, - подытожил он. - если уважаемая мама согласна, то предстоит некоторая работа. В порядочности Александра Валерьевича я не сомневаюсь. Мы обязательно щедро отблагодарим вашу дочь...
- Что вы думаете по этому поводу? - без обиняков спросил женщину Салаженкин.
- Я не сомневаюсь в искренних и благородных намерениях Александра Валерьевича, - ответила Татьяна. - Дочь в принципе, тоже не возражает. Повторяю, друзья, - наша семья не против, но нам надо посоветоваться с ребе. Чтобы он дал свое согласие. Подобные вещи наша семья всегда согласовывает с религиозными авторитетами.
Все выпили, и Собаккин тут же спросил:
- Так вы собираетесь проконсультироваться с главным раввином Санкт-Петербурга?
- Да.
О чем-то задумавшись, Собаккин придвинул к себе бутылку с абсентом.
- Когда вы собираетесь это сделать?
- Да хоть завтра.
- Да-да, вы совершенно правы, - сказал Собаккин и выпил рюмку. - лучше не медлить с этим делом.
На следующий день с утра главный раввин Санкт-Петербурга был неожиданно срочно вызван в Тихвин для проверки подлинности обнаруженной в местной библиотеке хасидской рукописи, датированной 18 веком. Вместо него Татьяну принял его заместитель Геннадий Исаевич Зуник, общий знакомый Собаккина и Факова, бывший директор саратовской пивной «Кружка и жизнь», известный своим негласным распоряжением подавать неразбавленное пиво только представителям избранной нации и активно чередовавший в разговорной речи как на работе, так и дома выражения «Азохен вэй!» с «Еб твою мать». После того, как внезапная налоговая проверка выявила в бухгалтерии заведения крупную недостачу вкупе с приписками и прочими финансовыми махинациями, Геннадий Исаевич спешно прикрыл зашатавшийся бизнес и перебрался с берегов Волги на берега Невы. Там он с помощью связей в городской администрации и денег, оставшихся после успешного руководства пивной, устроился в местную еврейскую общину и приступив к прилежному изучению торы, вскоре выдвинулся в ее духовные лидеры.
В ходе встречи, используя цитаты из Торы и местные идиоматические выражения, Геннадий Исаевич, успевший получить аванс от Собаккина, настоятельно порекомендовал Татьяне Константиновне не препятствовать свиданию дочери с Александром Валерьевичем и «не вмешиваться в естественный ход событий».
Получив подобные заверения, Татьяна после обеда встретилась с Пьером Собаккиным, Факовым, Салаженкиным и толстяком по кличке «Афромеевич» на даче в Комарово.
– Я согласна, – взволнованно произнесла женщина, – но вы должны выполнить некоторые мои условия.
– Какие условия? – спросил Пьер Собаккин.
– Я требую, чтобы были соблюдены последние рекомендации Санэпиднадзора и Минздрава Российской Федерации по предотвращению заражения ковидом во время секса, – наставительно произнесла Татьяна, вытаскивая из сумочки ярко иллюстрированную брошюру, – вот: людям, которые рискнут вступить в сексуальный контакт, предлагается «использовать барьеры», в частности, стены со специальными отверстиями для пениса, которые раньше применялись для анонимных гомосексуальных контактов, а теперь используются для особенных сексуальных практик людьми любой ориентации.
– Мама! – ахнул толстяк в кепке и закрыл рот рукой.
– Используйте барьеры, такие как стены, которые позволяют вступить в сексуальный контакт, но предотвращают встречу лицом к лицу, говорится в списке рекомендаций, – процитировала текст в брошюре Татьяна.
– На создание дырок в какой-либо из стен дачи уйдет немало времени, – заметил Салаженкин, – да и Геннадий Ефимович не даст портить свою резиденцию.
– Чего вы стесняетесь? – удивилась Мальчевская, – это атрибут одной из сексуальных практик, в которой люди, вступающие в сексуальный контакт, не хотят видеть, с кем они это делают: размещают такие отверстия в свингер-клубах, секс-кинотеатрах, секс-кабинах и других заведениях такого рода.
− Можно временную стенку в комнате установить, − заметил Салаженкин. − фальшстенку.
− Интересный вариант, − согласилась Татьяна. – почему бы нет, это меня устраивает. Тогда, когда сделаете, то позвоните и Александра приедет к вам.
Назавтра работа закипела.
Для изготовления и установления временной стенки Собаккиным и компанией был приглашен еще один участник турнира – краснодарец Олег Монструхин, в свободное от шахмат время работавший монтажником на стройках родного города.
Утром следующего дня вся компания совершила «мамаево нашествие» на магазины стройматериалов. Олег с выражением лица, знающего толк в качественной продукции, уверенно тыкал пальцем в сложенные листы фанеры, а Собаккин доставал кредитную карточку.
Получив по Скайпу разрешение от хозяина дачи, было решено установить временную фальшстенку в спальне Геннадия Ефимовича, на втором этаже.
− Ну-с, приступим, − деловито произнес толстяк в кепке.
− Такой момент... – задумался Макс Сазонов, − надо же будет дырки делать в стенке, соответственно следует выяснить, на какой высоте дырки будут от пола и какого диаметра.
Соложенкин застенчиво подошел к Факову с рулеткой.
− Пройдемте в ванную, Александр Валерьевич, − вздохнул он, − вам придется поработать кулачком, чтобы нам знать, так сказать, ваши размеры.
− Уйди от меня, Салаженок ебучий!!! – закричал экс-чемпион мира, выставив вперед ладонь, − Не позволю с собой такие вещи проделывать!
− Давай, Саша, не подкачай. Это хорошая идея! – сказал Собаккин, похлопав экс-чемпиона по плечу.
Тяжело вздохнув, Факов поплелся вместе с верным помощником Салаженкиным в ванную.
Установка фальшстенки давалась нелегко. Под пристрастным руководством Монструхина «Афромеевич», Сазонов, Салаженкин и Лысенко при помощи монтажных угольников ставили в ряд высокие, до потолка, фанерные листы. Они скрепляли их клеем и шурупами, создавая стенку.
− Тщательнее промазывайте, − командовал Монструхин, − вот здесь следует установить поручни.
− Зачем? – удивился Салаженкин.
− Чтобы тело ближе подходило, − важно произнес Олег.
Толстяк и Сазонов, обливаясь потом, начали привинчивать к стенкам шурупами пластмассовые крепления. Лысенко спиральным сверлом стал делать дырки. Постепенно стенка становилась все шире, перегораживая спальню на две части. Наконец на одной стороне осталась «бригада» монтажников под руководством Монструхина, а за стенкой остался экс-чемпион мира.
− Я в туалет хочу! – зашумел Факов.
− Нет, ну какие же вы все-таки идиоты! – громко произнес вошедший в спальню Собаккин. – Перегородили стеной всю комнату, и оставили такой узкий проход, что Александру Валерьевичу никак не пролезть будет.
− Да, да, сейчас... – взволнованно пробормотал толстяк в кепке и бросился вон из комнаты.
Через полминуты он вернулся с каким-то серебристым чаном и просунул его Факову.
Экс-чемпион мира тут же схватил сосуд и через несколько мгновений послышался звук журчащей струи.
− Ах как хорошо, − донесся расслабленный голос Факова и почти тут же изменившимся тоном: − Афромеевич, что ты мне подсунул, негодяй?!
− Я первый попавшийся схватил, − залепетал толстяк, − хотелось же скорее...
− Ты мне подсунул кубок европейских чемпионов, выигранный нашим питерским клубом «Медный всадник» и который я через несколько дней должен буду привезти в Москву, − простонал Факов, − черт...
− Помоем, − пожал плечами толстяк. – с шампунем, как следует.
− Если все готово, то я звоню Мальчевским, − вытащил мобильный Собаккин.
На перроне Александру встретили Сазонов и «Афромеевич».
− Так, − инструктировал экс-чемпиона Собаккин, когда они остались вдвоем, − ты изголодался, поэтому сразу приходи к делу. Держи набор старого плейбоя.
− Это чего такое? – спросил Факов.
– Нитроглицерин и презервативы, − отозвался меценат.
Когда Макс и толстяк привели Мальчевскую, все остальные спустились на первый этаж в гостиную, где их ждал накрытый стол и приготовленный при активном участии Монструхина и Салаженкина обед. Вся «бригада» по достоинству оценила щедрость Пьера Собаккина, без затеи предложившего «отметить окончание работ» и выставившего на стол три литровые бутылки хорошей водки. В фирменной таре, с выдавленными на стеклянной поверхности затейливыми вензелями и голографической этикеткой.
На столе виднелись свежие помидорчики, огурчики, маринованные грибки, лучок и каравай свежайшего ржаного хлеба. Салаженкин нажарил целую сковородку горячих котлет.
Первую выпили за солидарность шахматистов, заключающуюся в простом принципе — «Сегодня ты меня угощаешь, завтра я тебя».
Закусили свежими овощами и разлили по второй.
Хряпнули за здоровье всех присутствующих и навалились на пахнущие чесноком котлеты.
Все время застолья сверху доносились весьма специфические звуки, а когда вторая бутылка водки опустела, с потолка посыпалась побелка.
− Во дает экс-чемпион, − покачал головой толстяк, жуя грибок, − прямо буровая машина какая-то.
− Ничего, истосковался бедняга без женской ласки, − только улыбнулся Собаккин.
Факов действительно в этот день был на высоте, но в самый кульминационный момент наспех установленная фанерная стенка под весом его ритмично двигавшегося грузного тела с предательским треском рухнула, увлекая за собой незадачливых любовников.
Раздался страшный грохот.
Услышав шум, вся хмельная компания стремглав бросилась наверх.
От такой неожиданности тело упавшей на спину Мальчевской свело судорогой. Факов от боли в заклещенном месте взвыл и стал подскакивать на животе, дергая партнершу за собой, как на буксире, Александра же, отойдя от шока, начала кричать. Прибежавшие друзья Факова застали их в обломках фанеры, но в традиционной позе. Совершенно классической: партнер наверху, партнерша под ним. Хотя, конечно, сейчас они были всего лишь карикатурой на любовников. И довольно нелепой, поскольку в их отношения вмешался некто третий – стенка, разделившая эту пару. Вся компания ошалело обозревала эту странную композицию, этих сиамских близнецов, орущих и колотивших руками с разных сторон рухнувшую преграду.
− Ну, Монструхин!!! – заорал на прижавшегося к стенке незадачливого краснодарца Пьер Собаккин и набросился на него с кулаками.
Лысенко стал набирать «Скорую».
Бывалые ребятки в джинсах из-под халатов для начала вкатили обоим релаксанты, расслабили мускулатуру и покончили с этим безобразным положением.
Чтобы окончательно освободить любовников из фанерного плена, Салаженкину, Сазонову и Лысенко пришлось в стремительном темпе распиливать и разламывать упавшую стенку. Толстяк был послан на поиски неизвестно куда подевавшегося в этой заварухе Монструхина. «Скорая» после этого незамедлительно увезла незадачливую парочку вместе с Собаккиным, который обещал «все уладить».
Мальчевскую выписали через три дня – молодой организм.
Факова же лечили месяц. В дурдоме.
Устроителям «встречи» между Факовым и Мальчевской не пришлось давать никаких объяснений насчет фальшстенки с дырками и всего остального: некоторой суммы, уплаченной Пьером Собаккиным бригаде «Скорой» и главврачу больницы оказалось вполне достаточно, чтобы эта история не вылезла наружу.
Питерскую шахтусовку Мальчевские с тех пор ненавидят. Собаккин при виде Татьяны Константиновны стремится поскорее скрыться.
Олег Монструхин вернулся в Краснодар досрочно, не закончив турнир. Как потом рассказывали его коллеги строители, он вышел в первый после возвращения день на работу со следами насилия на лице. Что тоже вполне объяснимо.