Мемориал Лозоходского. Эпизод третий.

Все имена и события в тексте являются вымышленными. Автор не несет никакой ответственности за возможные случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения чистого вымысла в реальность.



После предпоследнего тура в фойе Дома Культуры собралась компания шахматистов и шахматисток.

Алину Буйвол кто-то сзади хлопнул по попке. Она обернулась. Ну естественно. Позади нее радостно лыбилась смуглая рожа ее бывшего однокурсника, столичного мастера Арсена Кучмазова.

 – Ну чё, детка, туда-сюда, что ли? – Когда Арсен был в эйфории, он всегда называл Алину деткой. Почему, трудно сказать. Сейчас, видимо, у него было именно такое настроение.

Без церемоний москвич достал из джинсовки плоскую бутылку виски. Откупорил, глотнул сам, передал Алине.

Тут же вокруг возникла очередь из кудесников 64-х полей с пластиковыми стаканчиками в руках. Здесь можно было видеть и татарскую звезду Зарину Файзулину, Александру Лучкину из ореховского клуба «Форсаж», нежданного гостя - молодого белорусского шахматиста Славу Задубровского; приперся и нацепивший снова по непонятным причинам военную форму москвич Володя Сахарцов. Бутылку быстро опустошили на две трети «под конфетку».

 

 – Ну что, девочки и мальчики, туда-сюда, может в заведение? Здесь, конечно, прикольно, но как-то хочется чего-нибудь человеческого. А то здесь слишком пафосно! – как бы невзначай положила руку на попу Сахарцова Файзулина. – мне рассказывали тут про один кабак-кабачок…

 

Столичные гости в принципе после виски и сами склонялись к продолжению банкета. Тем более что девять туров отыграли, по шахматным меркам, хорошо поработали. Пора было возвыситься над суетой. Поэтому подошедшая «аборигенша» Виолетта Шнейдер строго убрала руку Зарины с брюк Владимира и скомандовала:

 – Вперед! Только поедем мы в одно местечко под названием «Топаз». Там ничего такого-разэтакого нет, но там тихо, спокойно и меня все знают. Так что, если будем бить посуду и блевать на пол, сразу не выкинут! Чуть позже.

 

Прошло совсем немного времени и вся компания уже вваливалась в кабак.

 – Во сколько тачку домой-то заказывать? – увидев знакомое лицо, охнул при входе швейцар.

Шнейдер пожала плечами. Бар располагался в подвале здоровенного сталинского дома. Это было бывшее бомбоубежище. Все подвалы в подобных зданиях, обвешанных мемориальными досками, имели именно это предназначение. Поэтому их делали на совесть. Там было хорошо и прохладно. Ассортимент представлял собой стандартный набор кабака средней руки. С испанско-чилийскими винами, дороговатым пивом и разнообразным закусоном. Но это все ерунда, Виолетте там нравились именно современный после евроремонта антураж и простота общения. Опять же к дому ближе. Если чего.

 

Вся компания уселась за столиком.

 

Начав монолог о челябинской погоде в такси, Буйвол теперь уже лупила околесицу без остановки. Ее речь представляла собой гремучую смесь пафоса, патетики и словесного поноса.

 – Так вот, – одухотворенно продолжала Алина, – в очередной раз, возвратившись в Россию из заграничного гнезда разврата, коим стала моя любимая Европа, мне совершенно не в кайф рассказывать о тамошних пьянках и прочих там бордельеро. Ну, перепихнулась с одним испанским грандом. И что?! Я и во Франции была. В Париже. Ничего выдающегося в Эйфелевой башне нет. Глупо и обыденно. Девочки, немножко пивка для рывка на ваш тонкий вкус и как-то поактивней будьте. Канализация души требует.

 

Затянувшись вайпом, дмитровчанка продолжала: – Так вот. О чем это, блин, я?! Ах да! – она схватила Кучмазова за колено. – В этот раз я наблюдала в Мадриде за участниками турнира претендентов. Вообще, созерцание ведущих шахматистов мира оставило у меня двойственное впечатление. – в ожидании пива Алина неожиданно вспомнила про плоский арсеновский вискарь, на ее лице появился здравый полет мысли, но он был сиюминутен. Только на момент глотка из бутылки. – Во-первых, это здоровые, крепкие, породистые парни. Это, конечно, хорошо. А вот во-вторых… Если наши сборники страшно далеки от рядовых шахматистов, то уж мировая шахматная элита к нашим людям вообще никакого отношения не имеют. Ха, вот что подумала. Интересно, вот Карякин, которого дисквалифицировали, стал ближе к народу?

 

Официантка подошла и нежно, но с запредельной опаской, как медсестра, делающая клизму заразному больному, поставила на стол несколько кружек пива.

 – Ну наконец-то. Да несли бы сразу штуки по три каждому. Что уж там! Даже у меня… – Буйвол наклонилась и, немного подняв кружку со стола, от души хлюпнула пива. Ее глаза опять на секунду вспыхнули, она осмысленно заулыбалась и даже повертела головой по сторонам. Видимо, чтобы зарегистрировать место сегодняшнего бытия. – Даже у меня не хватает того изгиба фантазии, которой обладают секунданты элитных гроссмейстеров, неутомимо выдумывающие разные дебютные загогулины для своих питомцев. Они приглажены стилистами, ухожены визажистами, облизаны журналистами. У них своя компания таких же чокнутых. Их счастливое будущее простирается за горизонт космической дали. Если, конечно, не дай бог, кого-то из них не дисквалифицируют за читерство. Внешнего мира они, как правило, не знают. Плохо это, хорошо, хрен знает.

 

Алинку уже несло напропалую. Тема ведущих шахматистов мира захватила ее настолько, что она забывала вовремя отхлебнуть пива. Отвлекалась лишь на парней, сидевших по обе стороны от нее: Владимира и Арсена. Она бросала колено Кучмазова, клала руку на оттопыренность брюк между ног внимавшего ей с открытым ртом Сахарцова, потом без эмоций возвращала свою руку на место. Вся энергия уходила на воодушевленность рассказа.

 – Вот ты же знаешь, Виолетка, когда-то в турнире претендентов играло столько наших. Где это все теперь, ответьте, коллеги?!

Алина горделиво взмахнула кружкой, и вся компания выпила пенящегося напитка.

Зарина вовсю заигрывала с Арсеном, они хохотали, показывая одновременно зубы и язык друг другу, что в принципе невозможно без членовредительства того же языка. Но они виртуозно избегали этого.

– Слушай, Алинка, достала! Поговорить, что ли, не о чем, кроме как о шахматах?! Где твои-то музыкальные проекты, у тебя же были вроде? – спросила Александра Лучкина, ореховская кобыла со следами залеченных венерических заболеваний на лице.

 Алина сникла и как-то погрустнела:

 – Проект «Виктор Перестукин» прекратил свое существование.

– Ой, как интересно, Алинка, а сколько вы записали песен? – встрепенулась Шнейдер.

 – Да с десяток. Надоело. Просто так, в компании могу напеть, а выступать нет.

− А куда делся этот питерский плейбой Нестеровский? – не отставала Виолетта, − Длинноволосый такой. Мне бы хотелось его увидеть.

— Да ну! – отмахнулась Алина, − Это вообще заебательский случай. Мне Катька Борисенко рассказывала, ну, у которой и кот голый, и киска. Ее Аркадий к себе домой привел, трахнуть хотел, а она не давала, типа — бабки давай. Он говорит, призовые бухгалтерия РШФ задерживает, я тебя и так в ресторан сводил. А она все ноги не разводит. Потом он проявил инициативу, короче, сделал дело и отвалился. А Катька, представляешь, когда он заснул, головку члена ему намазала лаком для ногтей и приклеила ему к животу! Пока он кимарил, оделась и — деру! У него после этого творческий кризис наступил. Поэтому Аркадий и не приехал сюда.

 

Шнейдер восхищенно взяла со стола фляжку с виски и, обнаружив, что она почти пустая, с недоумением покачала головой. Открыла и опрокинула целиком остатки вискаря в полупустую кружку с пивом.

− Надо взять еще! – отметил недостаток спиртного на столе Сахарцов.

Кучмазов и Зарина, перемигнувшись, встали из-за стола и направились в туалет.

− После тесного общения с ним ты станешь влажной, − шепнула Буйвол Файзулиной.

 

Пока шахматисты вовсю гуляли в кабаке, в кабинете директора турнира Максима Шишарина шел непростой разговор между шефом и главным арбитром турнира Михаилом Крючковым.

– Это что за жеребьевка последнего тура? – холодно спрашивал директор.

 – Да ведь, Максим Анатольевич, – труся, отвечал арбитр, – как же я могу вручную изменить пары, если это компьютерная жеребьевка?

– Ты видишь, какие соперники достались в последнем туре челябинским шахматистам? – повторял директор.

– Помилуйте, Максим Анатольевич, – багровея, говорил арбитр, – что же я могу поделать? Я сам понимаю, рейтинг - фавориты.

– При том сильные гроссмейстеры международного класса, – отвечал директор, буквально сжигая арбитра глазами, – и мне не все равно! То есть ты своими руками препятствуешь борьбе за призовые места нашим, челябинским ребятам и девчатам! Которые, в отличие от тебя, получившего полный прием с открытым счетом в баре отеля, вынуждены за все платить сами. А ты, если арбитр, должен знать, что увидев такой расклад последнего тура от машины, ты должен, не медля ни секунды, вмешаться лично, выбрав нашим шахматистам соперников как можно слабее. Ты понимаешь?

Михаил Крючков что-то тихо залепетал о возможной проверке жеребьевочного файла каждого тура в Москве независимыми экспертами.

– Ну что с тобой сделать за это? – перебил его Шишарин.

Кожа на лице арбитра приняла тифозный оттенок, а глаза помертвели. Ему померещилось, что блондинистые волосы шефа, теперь причесанные на пробор, превратились в короткий ежик. Исчезли брюки и пиджак, их сменили кожаная куртка и тренировочные штаны, за поясом которых возникла рукоятка пистолета. Крючков представил себя упокоившимся на дне одного из глубоких озер в Челябинской области с двумя пудовыми гирями на шее. Своими глазами увидел он свой собственный высунутый язык и безжизненную голову, упавшую в ил, и даже увидел, как его тело кусают рыбы. Колени арбитра подогнулись. Но тут директор сжалился над ним и погасил свой острый взор.

– Смотри, Михаил! Это в последний раз. Нам таких судей турнира и даром не надо. Такую жеребьевку ты можешь делать в чемпионате дома ветеранов кибуца в Биробиджане. – Проговорив это, шеф небрежно кинул листы бумаги назад Крючкову и скомандовал: – Жеребьевку переделать. С учетом моих требований. И у мужчин и у женщин. – И добавил: – Шагом марш!

 

Тем временем в «Топазе», когда Зарина и Арсен скрылись из виду, пьяная Алина стала заигрывать с молодым белорусом Славой Задубровским.

− Ну расскажи о себе, не стесняйся, раз пошел с нами.

– Ну я как-то… − замялся белорус, − мне сказали, что вы знаете, как приятно провести время.

− В смысле, я знаю?

– Я хотел проверить, действительно ли это так…

– Ну, рассказывай, что еще тебе про меня говорили, – Алина взяла за руку Вячеслава.

– Ну я как-то слышал… Что вы секс-символ… Хотел бы узнать...

− А секс-то был у тебя, «Хотел бы узнать»?

− Я очень неопытный в этом деле, и… – залепетал парень.

− Неопытный насколько?

− М-м-м…

− Ну было или не было, рассказывай уже, раз пришел. – Буйвол затянулась вайпом.

− Ну я… у меня…

− Та-ак, понятно. Совсем все плохо у нас, запущенный мальчик. Ну а женщину голую мы с тобой видели, а? – интимно придвинулась Алина к Вячеславу.

– Ну так… в общем...

− Давай с тобой начнем с урока анатомии, – Буйвол нагло раздвинула ноги, мини-юбка еще больше съехала вверх, продемонстрировав парню полное отсутствие нижнего белья на даме.

– Я даже… – отпрянул Задубровский, едва не опрокинув коктейль.

– Ну привстань немного, тебе не видно в очках твоих огромных, – оскалилась Алина.

– Да я… но… да...

− Ладно, киса, ты возбудился, а? Анатомия понравилась?

− Ну да… – лихорадочно проглотил спиртное белорус.

− О боже… какие мы все стеснительные. Ну ка… хочешь подрочу?

– Можно…

Алина стала гладить парню живот.

– Да не дрожи ты, как вибратор, а то сейчас кончу. Чувствуешь что-нибудь? Очкарик? А?

Шнейдер с Лучкиной переглянулись.

– Посмотрим, как ты там. – Буйвол просунула руку под стол. − Ты возбудился?

У Вячеслава даже очки запотели.

– Да ладно. Ну-ка… – рука Алины совсем расшалилась. − Ох, да ты шелковые трусы носишь. У-у… Маленький, да удаленький. Хочу его. Как только почувствуешь, что финишируешь, сразу говори, чтобы не забрызгать тут все. Понял?

– Да… – простонал парень.

Буйвол стала под столом энергично двигать рукой взад-вперед; искоса она поглядывала на сидевших напротив коллег, особенно на Шнейдер.

 

Ах, эта монументальная еврейская невозмутимость! Виолетта беспечно поправляла мизинцем на берете никому, кроме нее, не видимую складку. Александра, словно прилежная студентка, сверхтщательно изучала спектр коктейлей в меню. Владимир негромко напевал мелодию под караоке из ноутбука, принесенного Виолеттой.

Через весьма непродолжительное время Задубровский ойкнул и страстно задышал. Алина же резко отдернула руку и недовольно зашумела, увидев хорошо знакомую субстанцию:

– Тьфу! Твою мать, я же тебе говорила, я же тебя предупреждала, чтобы не кончать мне здесь!

– Ой, извините, пожалуйста, – Вячеслав вскочил из-за стола и на ходу застегивая ширинку, помчался в туалет.

– Козел ты! Иди помойся как следует, – Алина с отвращением стала тщательно вытирать салфеткой испачканную ладонь.

 

– Щас спою! – направился к сцене Сахарцов.

Сунув несколько купюр музыкантам в оркестре, Владимир взял микрофон в руки и когда раздались первые аккорды ритмичной мелодии, взял старт не хуже Муслима Магомаева:

Хочу всех телок застебать

руками сжав их мощный бюст,

Своею песней их пробрать -

и жахнуть им Володькин блюз.

 

Хочу одежку с них сорвать,

Стянуть трусы, хватать вне брачных уз.

Девчонки, эй! - довольно выжидать,

Ведь я пою Володькин блюз.

 

Внимательно его слушавшая Алина Буйвол, накатила еще пятьдесят грамм водки и отлакировав половиной содержимого пивной кружки, взяв оставленную уборщицей прислоненную к стене в углу деревянную метлу, присоединилась к Сахарцову, начав скакать вокруг него по сцене на метле, словно ведьма.

 

Я чел крутой, и не привыкший ждать,

Мне бабок дай - любую соблазню,

А ну, герла, беги ко мне в кровать,

Лишь дай допеть Володькин блюз.

 

– Лишь дай допить Володькин блюз! – передразнила его Алина, скача по сцене на метле как безумный всадник.

 

Готов всех телок я раздеть,

Юбки, носки, да хоть картуз.

Закинув палку не жалеть,

Ведь я пою Володькин блюз,

 

− экзальтированно выдавал Сахарцов, мучая микрофон.

 

Буйвол совсем разошлась и размахивая метлой, задела силовой кабель, оторвав его от стены.

Танцевавшие рядом пары, увидев вырвавшуюся на свободу толстую, смертоносную изолированную проволоку, наполненную электрической мощью, с криками бросились врассыпную. Шипящий, искрящийся кабель словно удав Каа, стал змеиться по сцене, распугивая музыкантов и посетителей. Виолетта и Александра забились под стол. Пришедший из туалета Вячеслав, увидев, как кабель, разбрызгивая искры, пронесся совсем рядом с его ногами, обезумев, побежал к окну и разбив стекло, попытался выбраться наружу, но застрял и нелепо задрыгал ногами в воздухе. Толстый электрический кабель извивался по сцене, все музыканты попрыгали кто куда. Алина, оступившись, задела барабан и вместе с ним свалилась в пространство за сценой.

Только Владимир сохранил самообладание. Ловким движением метлы он отбил приближавшийся кабель-змею и несколькими движениями направил его в сторону аквариума справа от сцены.

Провод, будто живой, извернулся и пробил стеклянную стенку наполненного водой сосуда – раздался громкий треск, посыпались искры и помещение погрузилось во тьму.

 

Пока в зале певец-любитель Владимир храбро воевал с оторвавшимся проводом, Зарина и Арсен в кабинке мужского туалета занимались бурным сексом. Парочке пришлось трахаться сидя, но это их не смущало. Увы, как раз в момент кульминации в туалете погас свет.

− А-а-а… − застонал Арсен, от неожиданности пробив задницей крышку унитаза. Он тут же провалился в освободившееся пространство, увлекая за собой сидевшую на нем Зарину. Чтобы сохранить равновесие, он схватился за водопроводную трубу, шедшую к бачку, но сорвал крепление и вода залила пару любовников. Дурацкое пророчество Алины сбылось.

Кое-как выбравшиеся из тесной кабинки мокрые Кучмазов и Файзулина наощупь, натыкаясь на раковины и стены, медленно дошли до двери, но здесь их ждала новая неприятность: работающая по датчику фотореле туалетная дверь оказалась намертво заблокированной из-за короткого замыкания. Любовники оказались замурованы в пахнувшем хлоркой склепе.

 

− Примите, дамы и господа, за этот бардак, наши глубокие извинения, − посередине зала стоял администратор ночного клуба и держа мобильник в руке, отдавал все новые распоряжения. Провалившуюся в барабан Алину вытаскивали трое музыкантов; в другой части зала бормотавший что-то бессвязное Задубровский совал деньги помощнику администратора за разбитое стекло. Напротив, рядом с администратором стояла Виолетта, пытаясь замять скандал, а Александра наливала что-то горячительное незапланированно вымокшим Арсену и Зарине – в туалете они провели около часа.

 

− Господа, я был нетрезв, − заявил Владимир подошедшим охранникам.

Несколько крепких парней в черных куртках повели Сахарцова к выходу.

− Я приношу свои извинения, − говорил всем подряд Владимир по дороге к выходу, − и вам приношу свои извинения, я был нетрезв! И вам приношу свои извинения, − он пьяно-учтиво кланялся посетителям и официантам, − я был нетрезв! Это поведение недостойно офицера!

− На выход, − негромко повторял один из охранников, видимо старший, подталкивая Сахарцова в спину.

− Я был нетрезв! Я приношу свои извинения! – вопил Владимир, сопровождаемый плечистыми конвоирами к выходу, − Господа, я был нетрезв!

Последнее извинение он адресовал швейцару.

Вслед за Сахарцовым на выход последовала и Алина Буйвол, которую несли двое музыкантов и охранник – Алина потеряла сознание от слишком большой дозы алкоголя – ее ждало заднее сиденье такси.

 

Вся компания разместилась в двух авто желтого цвета, лишь Владимира хотели передать в руки полиции, но определенная сумма денег, собранная столичными гостями и звонок Максиму Анатольевичу позволили уладить конфликт и московский шахматист отправился в гостиницу вместе со всеми.

Продолжение следует…