Все события и персонажи в тексте являются вымышленными. Любое совпадение с реальностью носит исключительно случайный характер.

Чемпионат России среди малых народностей и землячеств, получивший неофициальное название «Чурбанарий - 2018» должен был проходить в центральном доме шахматиста на Гоголевском бульваре.

 

Ввиду отсутствия руководства российской шахматной федерации, занятой на всемирной шахматной олимпиаде, проведение чемпионата было поручено редакции журнала «Шахматный Сатирикон», расквартированной в том же здании.

 

– Непростое это дело, – вздыхал завхоз Михаил Волопасов, отмечая что-то в своей записной книжке. – может оленинки в буфет завезти, так сказать, к мероприятию?

– Как хочешь, – смотрел в окно ответственный секретарь Антисема. – только алкоголь в буфете не предлагай. Этим нацменам нельзя пить, вредно для их организма. Вон, в Австралии аборигенам и в Канаде эскимосам спиртное в магазинах вообще не продают.

– Будет сделано, – кивнул головой Волопасов.

 

Народу на турнир съехалось немало: названия некоторых народностей, фигурировавших в списке участников, приводили в изумление не подозревавших о таком этническом многообразии устроителей мероприятия.

 

– Ну вот скажи, Надюша, – гладил по ноге якутскую шахматистку Надежду Хармунскую литературный критик Оле-Помойе, – зачем надо было устраивать эту стрельбу в метро весной?

– В скинхедов я буду стрелять не задумываясь, – пыталась отпихнуть руку мужчины Надежда. – это вопрос выживания. Мне их не жалко.

– И для этого ты им стреляла из травмата в пах? – еще крепче прижимал Надежду к себе критик.

– А как надо было? – Надежда аккуратно высвобождалась из назойливых объятий Оле-Помойе.

– Надо было стрелять сразу из двух пистолетов, моя девочка, – пытался найти рукой проходы в «обороне» узкоглазой дамы Оле-Помойе. – по македонски. И обязательно с криком «Вы все пидарасы».

 

Мимо них стремительно прошел в курительную лакец Магомед Магеррамов. Вскоре оттуда через неплотно закрытую дверь в их сторону потянуло сладковатым запахом анаши.

 

Несмотря на столь пестрый этно-культурный конгломерат участников, соревнование проходило без особых эксцессов и уже близилось к завершению – осталась только одна партия, правда решавшая судьбу первого места, между эвеном Сергеем Николаенко и представителем солнечной Ингушетии Эрнесто Инарбековым.

 

Партия проходила с преимуществом представителя Крайнего Севера и в решающий момент он, не задумываясь, пожертвовал ладью, объявив, казалось бы, смертельный шах.

 

Окружившая плотным кольцом столик разношерстная толпа ахнула и еще теснее нависла над шахматистами в ожидании скорой развязки. Прошло с десяток томительных секунд и Инарбеков неожиданно ответил не менее красивым и остроумным шахом, однако оставив под боем своего короля.

У Николаенко глаза на лоб полезли, но продумав несколько секунд, он все же сделал ход королем, переключив часы.

Тут же Инарбеков прервал партию и обратился к арбитру с требованием присуждения ему победы.

− Это невозможный ход и согласно правилам шахмат мне должен быть присужден выигрыш.

Судья турнира Антисема мягко поправил ингушского молодца:

 − Да, вы имеете право остановить часы. Но сделанный вашим соперником ход не является невозможным!

Инарбеков стал уточнять:

− Я остановил часы и объявил, что соперник сделал невозможный ход.

− Но это не невозможный ход.

− Вы говорите, что король дэ-три является невозможным ходом в этой позиции.

− Движение королём - невозможный ход.

− Вы сказали, что король дэ-три - невозможный ход.

− Король дэ-три не является невозможным ходом. Это утверждаете вы. Этот ход возможный. Походив так, ваш соперник создал невозможную позицию. Теперь ваша очередь делать ход, вы можете исправить невозможную позицию, уведя своего короля из-под шаха. Или, если вы не переместите своего короля, тогда остается невозможная позиция, и мы объявляем ничью. В этом случае.

 

Инарбеков достал из рюкзака брошюру с правилами и открыв, быстро пробежался взглядом по страницам.

− Ну хорошо. Я подаю апелляцию. Потому что здесь написано про арбитра. Но я остановил часы и сказал, что это был сделан невозможный ход. Поскольку я думаю, что когда мой король под шахом, он не может играть король дэ-три.

− Он может ходить так! – указал Антисема.

− Это не невозможный ход! Вы сказали, что король дэ-три - невозможный ход.

− Он сделал ход. Ранее был с вашей стороны невозможный ход. Он не претендовал на невозможный ход.

− Но я объявил.

− Объявили что? Что ваш ход - невозможный? – развел руками Антисема.

− Нет, объявил на его ход - невозможный!

− Ход, который он сделал, был по правилам!

− Нет! – настаивал Инарбеков.

− Да! – упорствовал Антисема.

− Вы сказали, что в этой позиции король дэ-три возможный ход.

− Да!

− Нет, это невозможно.

− Да, это так. Это создает невозможную позицию, в этом и заключается разница.

− Да, но этот ход является невозможным.

− Этот ход не является невозможным! Он не невозможный! Это и есть точка.

Инарбеков что-то неразборчиво пробормотал.

− Ладно, вы продолжаете игру или нет? – достал авторучку Антисема.

Инарбеков задумался, видимо прикидывая в уме, сколько призовых он получит при том или ином результате. Наконец он произнес:

− Нет, я хочу подать апелляцию на эту игру. Я не продолжаю.

− Хорошо, − Антисема вытащил мобильный и направился в судейскую на втором этаже.

 

Через несколько минут по громкоговорителю, установленному над потолком прозвучал бесстрастный голос:

− Господин Инарбеков, ваша апелляция отклонена. Вам засчиывается поражение в партии.

– Это жульничество! – закричал Инарбеков.
   – С чего вы решили? – поинтересовался вернувшийся Антисема.
   – Это жульничество! Ход моего соперника был невозможный!
   – Я не хочу повторяться. Его ход не противоречил правилам.
   – Я протестую!
   – Решение апелляционного комитета окончательное и обжалованию не подлежит.
   – Дайте мне возможность поговорить с членами комитета! Мне такие шутки не нравятся!
   – Успокойте его! – донесся в громкоговоритель ответственный голос.
   – Нет, серьезно, неужели вы мне засчитаете поражение? Вы в своем уме?

Еще не осмыслив своего поражения, Инарбеков бросился к Антисеме и его помощнику Григорию Котовскому. Он настаивал на пересмотре озвученного решения, кричал, сердился, размахивал руками словно ветряная мельница. Наконец черный прямоугольник под потолком снова ожил.

− Слышь, друг, − раздался веселый голос, − тут сидят влиятельные люди, они говорят, чтоб ты шел на хер.

− Что?! Да мы вас всех на куски порежем! – Инарбеков стал вырываться из широких объятий Котовского и с разбегу ударил в вынесенный на середину зала постамент для награждения победителей, опрокинув его.

В дверях возникли двое дюжих сотрудников журнала – наборщик Егор Зайцев и грузчик, оформленный сотрудником отдела писем Вася Кроликов.

Не говоря ни слова, один из них схватил Инарбекова сзади за шею, повалив его навзничь, а другой подхватил нелепо взбрыкнувшие ноги Эрнесто. Затем они понесли дергавшегося, матерящегося Инарбекова к услужливо распахнутой Котовским балконной двери. Работники журнала вытащили непокорного горца на балкон и принялись неторопливо раскачивать. Инарбеков гордо молчал, зло глядя на темнеющее сентябрьское небо.

— После непродолжительной гражданской панихиды... — начал Котовский. И в ту же самую минуту Зайцев и Кроликов, придав телу Эрнесто достаточный размах и инерцию, выбросили его вниз с первого этажа.

— ... Тело было предано земле, — закончил Григорий. Инарбеков смачно шлепнулся на огромную кучу сухих упавших листьев, созданную заботливым дворником. Он быстро поднялся и погрозив кулаком, побежал со двора с невероятной быстротой.

 

Заключительная часть фестиваля прошла без сучка и задоринки. Торжественные речи были произнесены, а призы розданы. Действие закруглялось, участники и гости турнира разъехались, а сотрудники редакции «Сатирикона» стали собираться по домам, как в зал вбежал взволнованный Мелхиседек из аналитического отдела.

− Там, там... они на двух машинах приехали... эти черные, − сбивчиво объяснял он, для убедительности помогая себе руками.

Все поняли, что вечер перестает быть томным.

Котовский, Волопасов, Зайцев и Кроликов вышли на балкон.

У главного входа были припаркованы две машины. Конечно же, "Мерсы".

Ингушские бойцы заполонили двор. Впереди стояло трое. Один − пожилой, со стриженой седой бородой. Второй был гладко выбрит, зато глянцевые

черные волосы падали на плечи. Глаза его прикрывали щегольские темные очки овальной формы. Третьим был Инарбеков. Его круглое лицо вспотело от волнения, а всегда хорошо ухоженные воздушные волосы были всклокочены. Тоненькая ниточка усов над еговерхней губой нервно подергивалась.

     Инарбеков парой движений ладонями уложил волосы и неторопливо,

в гордом одиночестве двинулся к дому в сторону противника.

     − Сначала я хочу увидеть того, -- с сильным восточным акцентом крикнул

Эрнесто, − кто со мной разговаривал по громкоговорителю. Если ты мужчина, иди сюда!

     -- Что? − дернулся Зайцев. -- А ну, чурек, иди сюда!

     Он уже рванулся к перилам, но Котовский довольно резко остановил его. И сам вышел на пару шагов вперед.

     Пока ингуши переговаривались друг с другом, Котовский оглянулся на остальных и скомандовал тихо и четко:

     − Миша, принеси подарок из буфета. Остальные отступили назад.

     Инарбеков неумолимо приближался. Его земляки застыли в ожидании. От присутствующих исходило такое напряжение, такая энергия, что все вокруг замерло.

− Чурек, мы тебе еще раз говорим – шел бы ты нахер!

Тут же Григорий перешел к активным действиям. Расстегнув брюки, он выступил вперед, пытаясь оросить ингуша. Этим поступком он положил конец всем переговорам и форсировал события.Инарбеков едва успел увернуться, прикрыв лицо рукавом летнего плаща.

− А знаете, что я вашу маму трахаю, ха! – весело воскликнул Котовский и застегнувшись, скрылся внутри. В ответ раздались какие-то щелчки.

Григорий побежал по этажу направо, в другой конец здания. Только в окнах тут и там мелькал его силуэт. Весьма оскорбленные ингуши последовали за ним. Обогнув здание, они оказались в тихом маленьком внутреннем дворе, которое ЦДШ делил с одним издательством.

В окне второго этажа показался веселый Котовский.

— Чурбанчики! — в восторге кричал он. — Что же вы не бьете якобы продажных судей? Вы, если не ошибаюсь, хотели меня бить?

Размахнувшись, он швырнул в толпу южан свиную голову из буфета, любезно поднесенную ему завхозом Волопасовым. Ингуши шарахнулись в разные стороны, но тут же несколько человек вытащили пистолеты и начали стрелять по окнам.

Тем временем хитроумный Антисема нажал кнопку пульта дистанционного управления. Позади группы ингушей медленно закрылись высокие металлические ворота, отрезая им путь назад. Блестяще атакующие горцы оказались словно в клетке, между стеной дома и высоким металлическим забором с трех сторон.

Котовский, распаляя атакующих, стал показывать им неприличные жесты. Вновь раздались сухие щелчки – это оказалось, были выстрелы из травматических пистолетов. Один выстрел отбил кусок лепнины над окном, раскрошившейся розовыми брызгами. По упавшей гильзе стоявший рядом опытный Волопасов определил – это уже был «ПМ».

− Але! Полиция? – плаксиво заговорил в трубку Антисема. – Гоголевский бульвар, четырнадцать! У нас тут во внутреннем дворе митингуют сторонники Навального! С оружием! Кричат, что пойдут громить госучереждения!

Чтобы задержать ингушей, Григорий в ответ стал бомбардировать их яблоками и картофелинами из буфета. Вконец разошедшиеся горцы стали карабкаться на стену здания, забираясь друг на друга, стремясь поскорее добраться до изгаляющегося наглеца.

Бронемашина Росгвардии эффектно справилась с воротами, протаранив вход. Из ее чрева хорошо экипированные бойцыорганизованной цепью бросились на кавказцев. Замелькали резиновые дубинки и обутые в десантные башмаки ноги.

Ингуши явно растерялись от внезапного нападения. На каждого пришлось один или два росгвардейца, которые яростно молотили неумело отмахивающихся противников. По двору бегало несколько ингушей, на хвосте у которых висело по трое бойцов.

Инарбеков от смачного пинка гвардейца красиво перелетел через деревянный ящик и враскоряку шлепнулся животом в лужу. Из кармана у него выпала телескопическая дубинка .

Подъехала еще одна машина Росгвардии и через пару минут все ингуши оказались положены лицом в землю.

Лихие гвардейцы заталкивали в просторный «воронок» небритых горцев, утрамбовывая их как селедок в бочку. Инарбеков что-то кричал о своем «княжеском» происхождении и близком знакомстве с начальником местного УГРО, перекатывался по подмерзшей земле, и пытался залезть под машину Росгвардии, откуда невежливые полицейские его раз за разом вытаскивали за ноги и продолжали экзекуцию.

Еще только росгвардейцы усаживались в свои броневики, а машина с незадачливыми ингушами едва скрылась за поворотом, на крышу взобрался Котовский:

− Эх вы, пижоны, пижоны!.. Прощайте, горские любители! Боюсь, что Ингушетия центром мироздания не станет! Я не думаю, чтобы мастера шахмат приехали бы к таким дуракам, как вы, даже если бы я их об этом просил! Прощайте, любители сильных шахматных ощущений! Да здравствует ингушское землячество!

 

Поздним вечером Антисема закрывал на большой висячий замок клуб.

− Слушайте меня внимательно, − осторожно говорил он Волопасову, Зайцеву и Кроликову. – вся редакция на неделю ложится на дно... то есть уходит в отпуск. Пусть руководство федерации разбирается, если что. Будет о сегодняшнем вас спрашивать горком, домком, военком – вы ничего не знаете, вас там не было. Ну, пошли бухать.

И они скрылись в накрывшей их темноте промозглого сентябрьского вечера.