* Библиографический феномен. Многочисленные дополнительные тиражи книги Есепкина «Lacrimosa» полностью раскуплены в России, странах Европы, США, Канаде. Теперь культовый неоготический требник доступен лишь в библиотеках

Яков Есепкин

Пергамские элегии

XXVI

Меловые букетники бросим,
Чаровских путраментов сурьмой
Аполлона подвалы оросим,
Не ждали – так явимся гурмой.

Во аркадиях гаснут бутоны,
Это ангели отроков чтут,
Всё горят и горят фаэтоны,
Всё гиады терницу плетут.

Босх не грезил сиею палитрой,
Белой глиною очи полны,
Что каменам с лазуревой цитрой
Зреть немую филаду весны.

И не шутят блюстители чисел,
Крепче вишен сладких перманент,
Кто от шелеста мглы не зависел,
Пей, Клио, свой коньячный абсент.

Кущи жечь ли, мирская туманность
Не проходит, чернила крепки
На крови, где светил бездыханность
Всенещадно таят ангелки.

XXVII

Минем адов зловещие тлены,
Виноградные узрим ключи,
Любят ангелы кущи вербены,
Благи нам померанцы свечи.

Кто в фаворе у сильфов сребряных,
Отдал кто фаворитам Луны
Камень перстней и брошек багряных
Недыханность – мы кровью темны.

Без алмазов последнее лето
И божница его тяжела,
Арамейское вретище это
Истончила слепящая мгла.

Антиох ли взалкал к Лорелее,
Пред Годивой стал отрок пылать,
А наскальной волны тяжелее
Нет равно, цвети зла исполать.

Вот сугатные бросим доспехи,
Расточимся по горним крыльцам,
Будут дикой охоты потехи
Сниться вечно горящим кровцам.

XXVIII

А и Паркам веселым докучно
Расставаться с юнидной весной,
Выйди, Лазарь, над вишнями тучно
Взнесен клюв золотой, вороной.

Облачимся в шелковые платья,
Бросим ветошь и нимбы как есть,
Чу, цветочные держат объятья
И вишневых листовий не снесть.

На весенние ль яды меняли
Данаиды свои черпаки,
Всецветенье садовое вняли,
Белым чайкам сдали чердаки.

Царичу васильковый букетик,
Нежной деве – гранатовый сок,
Бит червицей ко цветику цветик,
Пусть уж пробует смерть голосок.

Ах, не тонок он вовсе, не звучен,
Свеч образница тоньше, гляди, --
Кто и цвел, безнадежно сомучен
Литаниями звездной тверди.

XXIX

 От кровавых ли платий шелковых,
От скуделия битого нам
И нельзя уцелеть, до альковых
Превлачиться тенет по струнам.

Что ль убожны вечерьи мирские,
Дионисии роскошь свою
Изливают в куфры слободские,
Жгут свечами тристий кутию.

Пироцарственных емин стольницы
Где теперь и каждящийся хлеб
Наш порфирный, пустеют столицы
Без анапестов этих и неб.

Ах, у Смерти осиное жало,
Ах, смертливые осы темней
Мертвых антики пчел, о зеркало
Бьются хоры их тусклых теней.

Свет угасят во царских трапезных,
По киотам сусальную злать
Источат и с порфирообрезных
Глянцев мы воскричим – исполать.

XXX

Не сочтут красных амфор, Гораций,
Изваяния наши темны,
Мил принцессам пожар декораций
В малахитовом блеске Луны.

Ждет Венеция новые требы,
Бледен памятник сих восковой,
Битый гипс у заботливой Гебы
Полн вином и шумящей листвой.

Колченогие ловят фигуры
Утомленные тени харит,
Пурпур Угличу мертвые куры
Отдарили, а здесь он горит.

Кто упал в амальгаму плетений,
Меловую киотность внимал,
Рифмой множил печаль обретений,
Ныне сам фосфоричен и ал.

Тронный пламень сокрасит шкатулки
С тьмою перстней алмазных, в один
Мрамр Алкей не войдет и прогулки
Вспомнит лишь до земных середин.