Яков Есепкин

Эфемериды


XXVI

Торты с черными свечками неб,
Отраженных эгейской волною,
Мы лелеем, как ангельский хлеб,
Под немою и яркой стеною.

Соглядимся в серебро зерцал –
И ужель это наша планида,
Взор Микеля ужель премерцал,
Нощно вейся и тлей, фемерида.

И Геката в обрамниках тьмы
Узрит нас и всещедро приимет,
И о сребре музея Чумы
Славу чад вишни млечные взнимет.

XXVII

Полон стол и музыка темна,
Четверговки, огнем совитые,
Вновь холодного просят вина,
Будят отроцев тени златые.

Как оне и могли меж цариц
Опочить ли, еще затеряться,
Восковою аромой кориц
Яд чинить, напоказ усмиряться.

В погребах монтильядо блюдут
Сонмы их, упоенных диетой,
И давно пировые не ждут
Бледных юношей с черной виньетой.

XXVIII

Благосклонны и сем небеса –
Хрисеитам и Элям кургузым,
Виждь, еще поправляют власа,
Клеют пудры к мощам темноблузым.

Что Медея томилась, детей
Без нее одушили иные,
Всё ли ждут колченогих гостей:
Напомадились бляди срамные.

Со червями вдоль цветших в шелках
Плеч костлявых беснуются, плачут,
И ужицы висят на руках,
Белых роз наших листие прячут.

XXIX

Бланманже герцогиням седым
Злые феи несут о фарфорах,
Дым отечества -- тягостный дым,
Се и ангелы смерти на хорах.

Но смотри, герцогини ль ядят
Слоту ночи, бисквитную негу,
Круг столов иудицы сидят
И тоскуют по черному снегу.

Хладен вечный пиитерский бал,
Вьются дивных нектаров купажи,
И мраморник дворцовия ал,
И с тенями летят экипажи.

XXX

Пунш с араком в фаянсы нальем
И еще золотые рейнвейны,
Лета нет, а и мы ли поем,
Где у роз ангелки темновейны.

Май цветов пожалеет, август
Бойных юношей цветом одарит,
Сколь текут диаменты меж уст,
Персефона легко государит.

Осыпается мертвый язмин,
Пишем кровию, се не читают,
И оцветший чернильный кармин,
Содрогаясь, юниды листают.