Я не помню рассвета – безжалостно стёрло детали
Время, память толкнув, как преступника на эшафот.
Лишь представить могу, как малиново вспыхнули дали,
словно, спичкою чиркнув, Всевышний поджёг горизонт.

Вероятно, что душу доставили призраки - кони
из вселенских глубин, подчиняясь хлысту ямщика
и рассыльный её передал из ладоней в ладони
в новорожденном теле святым материнским рукам.

Обогретый дыханием тёплым из пасти восхода
сделал первый свой вдох, первый крик на исходе весны
получая на вольной размашистый росчерк свободы:
не бродить же по Вечности тропам её крепостным…

Ворошил непослушные вихры рассеянно ветер
и, любовь выражая неистово и горячо,
по плечам и спине заходили горячие плети
деспотичного солнца, а мне было всё нипочём.

Не мерещились мне опалённые крылья Икара
в антураже горячих камней и сожжённой стерни.
Получая свои дивиденды теплом и загаром,
постепенно взрослел средь такой же, как я ребятни.

Я не думал в то время о том, что вокруг, по соседству
обитает тот самый, Вселенную создавший, Бог…
И, не поняв, что утро моё – беззаботное детство,
я прожил его, сделав большой, как Вселенная, вдох.

Жизнь неспешной рекою текла и как гейзер кипела,
архивируя каждый, в минуту спрессованный, год…
Не успел надышаться рассветом – уже свечерело,
заливаясь румянцем стыдливым поблек небосвод.

И теперь, как пророк, видя жизни отмеренной донце
в куполах золотых, отражающих красную медь,
я душою своей, по примеру закатного солнца,
тех, кто дорог, теплом уходящим хочу обогреть.

Я не помню рассвета – безжалостно стёрло детали
Время, память толкнув, как преступника на эшафот.
Мне осталось дождаться, что вспыхнут малиново дали
и с посланником божьим отправиться за горизонт.