Когда игра заканчивается,
король и пешка падают в одну и ту же коробку.
                                                                                                                  Итальянская пословица

I
В небоскрёбе великом, этажей в двести,
Было много личностей всяких.
Шныряли то плохие, то добрые вести,
Туда-сюда ходили трудяги.

Был лифт, как артерия человеческая,
Его движение людскую писало судьбу,
Словно «Одиссею» писатель греческий,
Пока его вдохновение не убьют.

                II
Кабина была рассчитана на пятерых,
И набралось в неё всех понемногу:
От личностей разных, простых,
До человека важного, знатного, занятого.

Первый заходит: худой парняга,
В пыльной, черной кожаной куртке,
По виду – не богатый муж, не стиляга,
Но и не подбирает чужих окурков.

Лицом – жиденькая лужица,
Измученная будней нагрузкой.
В глазах у него мыслишки крутятся
О горячей после водки закуске.

И кажется, что злой иль угрюмый.
Может быть, в семье разлад иль скандал.
На плечи проблем грохнулась груда,
На женщину и детей свой голос сорвал.

Но достойно мужчина ведь держится,
Ни одного заметного признака нервности.
Все в нем крепко: и стержень, и стан.
Не на судьбу – на себя он сердится.

Если и вошел он с пылью на куртке,
То пЫлить и злость свою лить
Не станет на других, швыряя обрубки
Слов неказистых, полных матершины,
А унесет с собой свою пыль.

              III
Заходит второй человек – Человечище!
Не зашел – втиснулся, влез,
Всем законам физики противоречащий,
Собой занявший множество мест.

Упитанный дядька, в руках портмоне,
В костюмчике с ниточки, с часиками.
Судя по виду, не клюют куры монет,
Но бегают, мечутся нервные глазики.

На часы он глянул – опаздывает.
Видимо, важное совещание,
Либо жадный идет на предвзяточную,
Или на массовое телевещание.

Но зачем о плохом думать сразу?
Может быть, он – бизнесмен, трудяга,
А другие клевещут на него, заразы.
Так ему такое терпеть не в тягость.

Ведь ни разу ему не пришлось
Довольствоваться поговоркой нехитрой:
Разыскать счастье ему довелось
В бумажках зеленой, как листья, палитре.

Но кто мог подумать, что скоро
Обернется день проклятою цифрой.
Не запоют священную песнь соборы,
Не выпьет он виски ни литра.
              IV

А сомнения в несчастном дне
Не терзали сильного молодца,
Что зашел в кабину, чуть-чуть оробев,
Мускулистый мужчина живого лица.

В черном костюме дорогого пошива,
С блестящей табличкой на крепкой груди,
Наушника слева черным завИтком,
Готовился он на пост заступить.

И лицом был уверен, и ботинками чист,
А взгляд был, как у отважного кондора.
Один взор был, как будто бы хлыст.
Охранял он офисный объект?
Ха-Ха-а! Вздор, глупости, НЕТ!
Он, словно, шёл стеречь Восточный Мордор!

Спиною широкий, подобный скале!
Чуть ветер подует – за ней спрятаться можно.
Мощью голоса огрОмит, как Зевс.
Усомниться в отважности его невозможно.

              V
На сотне-тридцатом уже этаже
Опять невозмутимо остановлен лифт:
Человек в эмоциональном неглиже
Зашагивает в кабину, не узривая лиц.

В жёлтенькой рубашке короткой руки,
С кармашком и синею ручкой,
Худенький, маленький, пуда в три,
Нажимает на кнопку пальцем хрупким.

Через карман съеденной молью рубахи
Расползалось пятно василькового цвета,
А его голова – анекдот парикмахера
С краснеющим носом, как знамя Советов.

По его бегущим зеленым глазам
Было видно его тягу и манию
Что-нибудь предложить мне и ВАМ!
Уделить продавца консультанта внимание.

Утопить, как ведро в колодце,
Магазина новинками и предложениями.
«Чем могу помочь?» - говорить до заката Солнца,
Довести покупателя до оцепенения!

              VI
А пока, минув сто семьдесят первый этаж,
Кабина взяла полминутный привал:
Устроившая шумный шоу-эпатаж,
Вошла модель, недовольно прошептав

О том, что понапихано людей
И что все её кругом достали,
Как она достала пачку сигарет,
И дым в кабине облаком витал.

Её бархатное, легкое красное платье
Выделяло её женственность, утонченность.
А кавалеры? Каждый хотел стать им!
Быть ее красотой ослепленным.

А нос держала… Ох, высоко!
Рядом встанет только башня МГУ,
И ее женственный голосок
Звучал, как: «Подняться высоко? Могу!»

              VII
О, не стоило говорить очевидного,
Что крепкому молодцу дым был несладок,
И по его тяжкому кашлю было видно,
Что девица оставила ему на мозге осадок.

Сначала вежлив был, нежен,
Потушить, задушить попросил сигарету.
Был мягок, сдержан, вежлив.
А она не слышала будто, не давала ответа.

Бронхитом больной продавец-консультант
Даже в вежливости суетиться не стал:
Как-будто человечище-гигант,
Ей нагрубил, на неё накричал.

Богатый круглый мужик
За даму-модель стал вступаться:
Достал портсигар, серебром облит,
Закурил сигариллу, кичась депутацией.

Вмешан в конфликт демонических дымов
Был и последний, пытаясь смирить
Людей, представителей других языков.
Топорик ругательств в бездне стопить.

              VIII
Их конфликт был мигом подавлен,
Когда, не доехав пятёрки окон,
Им был приговор безысходный объявлен -
Двигатель лифта оказался без тока…

Далекий визг, страшный рокот!
На кабину сверху что-то сыпалось!
Пассажирам было непонятно много,
Но каждый не дышал и не рыпался.

Еще секунда… Кабина дернулась!
Треск, визг, пошатнулась, остановилась!
Канат упал змеей свернутой,
Но не один был, судьбе на милость.

Еще один канат неприступно держал
Жизни этих людей на одном волоске.
Мускулистый мужчина в скорости встал,
Попытался оттиснуть тяжелую дверь.

Разомкнувши её, увидел лишь стену.
От безысходности упал он на пол.
А лучи торчали антеннами,
И коротивший двигатель искрами плакал.

              IX
Меж двух этажей их жизнь застряла
И уж точно им было не до дискуссий.
Спрятал каждый несчастный свое острое жало,
За одного были все и никто не трусил.

              X
Послышался грохот, осыпались искры,
Кабина, наполненная жизнями ценными,
содрогалась, гуляла злостно и быстро.
Каждый в шахте был гибельным пленным.

На два этажа грохнулся вниз!
Бряцнул канатом о каменный выступ
Лифт, неистово, качаясь, повис,
Дразнил, играл с жизнями с толку сбитых!

Проем, образованный дверью и полом,
Подавал людям руку надежды на то,
Что последний их день не будет так отдан.
Прожить хоть денёк было мечтою одной.
              
              XI
Вперед пустили толстого дядю
Спастись от несчастного исхода судьбы.
он втиснулся в дверь, на свет глядя,
Пригнувшись, протирая на коленях штаны.

На полпути застрял, недвижим был,
А грохот и рокот материли его сверху.
Ну! Еще подтолкнуть и он выживет,
Услышав жизни заветное эхо!

Скорость! Грохот! Падение! Визг!
Перепуганы все, а бизнесмен – не успел…
Лифта коробка, устремившись вниз,
Срубила его, разделив его тело…

Укрыв от зрелища хрупкую женщину,
Что плакала, всхлипывала, истерила,
Худой мужчина, бесстрашно и сдержанно
Укрыл её курткой черной и пыльной.

И худой, и остальные пытались
Утешить от слез молодую даму,
Но ничего более уже не осталось,
Как закончить эту длинную драму.

Сорвался канат, взорвался двигатель,
И жизнь людей полетела вниз,
А судьбы писатель лишь лист выбелил,
Растер и поменял на новый смысл.

В последние секунды смотрели в глаза
Друг другу, вспоминая жизни,
Люди, понимая, что уйти нельзя
От сделки с судьбой – ведь это не бизнес.

Расплющило всех и каждого внизу,
Втоптало в землю несчастное обстоятельство.
А дома этих людей, может быть, ждут,
Не поминая лишним ругательством.

              XII
Когда игра заканчивается,
Не важно, кто ты:
Король или пешка, ферзь или конь –
Все падают в одну и ту же коробку
С грохотом… С воем… Навсегда… Далеко…
(09/2016) Воронцов Е.О.