Мы с тобой, словно сёстры, похожи. Глаз раскосостью, стройностью стана,
Лоском шёрстки и бархатом кожи, нетерпимостью к псам и мужланам,
Мягким тембром, изящностью линий, ненасытностью рыбой и лаской,
Взглядом стервы, загадочной силой, или нежной невинностью масок.

 

Девять лет я живу в твоей стае. Да, я зверь, но совсем не домашний.
И звериным чутьем ощущаю запах хищницы, скрытой и страшной.
По утрам, жизнелюбием ярким, ты, как кошка, сыта и ленива.
Грациозность налюбленной самки я сама наблюдаю ревниво:

 

Помурлычешь котяре игриво, по соседству храпящему сладко,
Гибким телом скользя по перине приседаешь на задние лапки.
В зеркалах, от стыда запотевших, - отраженье бесстыдной гравюрой,
Выгнув спину, котенком потешным, поскребешь простыню маникюром...

 

Ты всему у меня нахваталась, да и я у тебя, вероятно,
Презирать по-звериному жалость, быть в любви не всегда адекватной.
В гладиаторской битве трех улиц, я — для самого злого награда.
Твой самец носит рыбу и куриц, но совсем не поет серенады.

 

И котят наших вместе любили, правда матерью я была чаще.
Только знаешь, …твоих не топили! Не познала ты мук. Величайших...
Каждый раз, материнскою болью, выгораю и вновь матерею.
И смиряюсь с дозволенной ролью, — я домашний зверёк. Ты — Зверее!