Зима, предвкушая бессмертье,
лиловых подушечек пух
рассыплет по свету несметно —
на радость сугробовых брюх.

Погубленный март чуть заплачет —
колючей слезой по щекам,
кляня по заброшенным дачам,
февральского гробовщика.

Но вдруг — расхохочется солнце.
Забросит янтарную снасть.
По лужицам и по оконцам
Лучом прогуляется всласть.

И ветер — игривой рукою —
тропинки навьёт в облаках.
И первой зашепчет волною,
открывшая веки река.

И сосны в чернявом подлеске
уронят седины с бород.
И старенький грач по–апрельски
окликнет меня у ворот...